Велемудр

Сыроедческие званые ужины Ильи Репина, противостояние «безубойников» и «гигиенистов» и «перфомансы» Маяковского в вегетарианских столовых: сто лет назад полемика вокруг отказа от мяса была гораздо более бурной, чем в наши дни.

«Безубойники» против «гигиенистов»

 Первое вегетарианское общество под шуточным названием «Ни рыба, ни мясо» появилось в России еще в 1860-х годах, но по-настоящему идеи вегетарианства стали набирать силу с подачи Льва Толстого. Писатель, в 1880-х сам отказавшийся от мяса, в 1891 году публикует мощный очерк «Первая ступень». В нем он объявляет вегетарианство первым шагом к духовному возрождению, доказывает, что «добродетель несовместима с бифстексом», а для пущей убедительности в красках описывает свои посещения скотобоен.

 Именно проповеди Толстого во многом определили главное отличие российских вегетарианцев от их западных «коллег». В то время как европейские сторонники вегетарианства апеллировали в первую очередь к рациональным доводам, считая мясную пищу вредной для организма, в России вегетарианцами становились прежде всего по морально-этическим причинам. К разговорам о пользе относились даже с некоторым презрением, пренебрежительно называя «гигиенистов» «желудочными вегетарианцами». «Среди вегетарианцев всего мира только русские принцип „не убий» поставили главным условием», — с гордостью пишет в «Вегетарианском вестнике» В. П. Войцеховский. «Вообще в русском народе есть еще много идеализма, — подтверждает немецкий журнал Vegetarische Warte. — Здесь смотрят на вегетарианство большею частью с идеальной стороны; гигиеническая сторона пока что мало известна».

 Неудивительно, что общество относится к вегетарианцам в лучшем случае как к странным чудакам, в худшем — как к опасным сектантам. «Вегетарианство десятых годов имело мало общего с вегетарианством современным, — напишет в 1933 году Бенедикт Лившиц. — Оно в своей основе было чем-то вроде секты, возникшей на скрещении толстовства с оккультными доктринами. Оно воинствовало, вербуя сторонников среди интеллигенции приблизительно теми же способами, к каким прибегали трезвенники, чуриковцы и члены иных братств. Слепительно-белые косынки подавальщиц и снежные скатерти на столах — дань Европе и гигиене? Конечно, конечно! А все-таки был в них какой-то неуловимый привкус сектантства, сближавший эту почти ритуальную белизну с мельтешением голубиных крыл на хлыстовских радениях».

 Эликсир жизни

 Одним из самых знаменитых адептов вегетарианства в России стал Илья Репин, которому «безубойное» питание далось отнюдь не легко. Муки художника лучше всего иллюстрируют его письма старшей дочери Толстого Татьяне. Так, 9 августа 1891-го он отчитывается: «Вегетарианствую я с удовольствием, работаю, а никогда еще не работал так успешно»; но уже через десять дней посылает отчаянное письмо: «Вегетарианство я должен был оставить. Природа знать не хочет наших добродетелей. После того как я писал Вам, ночью меня хватила такая нервная дрожь, что наутро решил заказать бифштекс — и как рукой сняло». «Знаете ли, как это ни грустно, я пришел к окончательному заключению, что я без мясной пищи не могу существовать, — кается он в другом письме. — Если я хочу быть здоровым, должен есть мясо; без него у меня теперь сейчас же начинается процесс умирания. Да вообще христианство живому человеку не годится».

 Илья Репин читает сообщение о смерти Льва Толстого, 1910 год, Куоккала

 Л. Н. Толстой и И. Е. Репин, Ясная Поляна, 1908 год. Фото: С. А. Толстой

 Илья Репин читает сообщение о смерти Льва Толстого, 1910 год, Куоккала

 Л. Н. Толстой и И. Е. Репин, Ясная Поляна, 1908 год. Фото: С. А. Толстой

 12

Окончательно прийти к вегетарианству художнику помогла его вторая жена Наталья Нордман: особа во многих отношениях эксцентричная, она стала одной из первых в России проповедниц не только вегетарианства, но и сыроедения. Уже в 1910 году в письме другу Репин восторженно рассказывает: «Насчет моего питания — я дошел до идеала: еще никогда не чувствовал себя таким бодрым, молодым и работоспособным. А мясо — даже мясной бульон — мне отрава: я несколько дней страдаю, когда ем в городе в каком-нибудь ресторане. И с невероятной быстротой восстанавливают меня мои травяные бульоны, маслины, орехи и салаты… Салаты! Какая прелесть! Какая жизнь (с оливковым маслом!). Бульон из сена, из кореньев, из трав — вот эликсир жизни. Сытость полная на 9 часов, ни пить ни есть не хочется, все сокращено — свободнее дышится. Жиры, комками выступавшие сверху заплывших мускулов, ушли; тело помолодело и я стал вынослив в ходьбе, сильнее в гимнастике и гораздо успешнее в искусстве».

 «Яблоки и листья». Илья Репин, 1879 год

 Не останавливаясь на достигнутом, супруги пытаются привить идеи сыроедения всем окружающим. «Вчера в Психо-Неврологическом институте Илья Ефимович читал „О молодежи», а я: „Сырое питание как здоровье, экономия и счастье», — рассказывает Наталья Нордман в 1913 году в письме друзьям. — Было около тысячи слушателей, в антракте давали чай из сена, чай из крапивы и бутерброды, из протертых маслин, кореньев и рыжиков. После лекции все двинулись в столовую, где студентам было предложено за шесть копеек обед из четырех блюд: размоченная овсянка, размоченный горох, винегрет из сырых кореньев и смолотые зерна пшеницы, могущие заменить хлеб. Несмотря на недоверие, с которым всегда относятся в начале моей проповеди, кончилось тем, что пятки все-таки удалось поджечь слушателям, съели пуд размоченной овсянки, пуд гороху и безграничное количество бутербродов. Запили сеном и пришли в какое-то электрическое, особенное настроение». Нордман даже предложила Бехтереву основать в Петербурге «кафедру вегетарианства» и набросала примерный план обучения, но дальше разговоров дело не зашло.

 Две гороховые сосиски, пожалуйста

 Тем временем вегетарианство набирает обороты: в начале XX века в каждом более-менее крупном городе уже работает как минимум одна вегетарианская столовая. И они пользуются успехом: по статистике, четыре московские столовые в 1914 году приняли почти 643 тысячи человек, а в Петербурге (где таких столовых девять) — вдвое больше. Всего на начало 1914 года зарегистрировано 73 столовых в 37 городах.

 Репин описывает одну из московских столовых с восторгом: «Порядок столовой образцовый; в передней гардеробным не велено ничего платить. И это имеет серьезный смысл, ввиду особого наплыва сюда недостаточного студенчества… Стены всех комнат увешаны фотографическими портретами Льва Толстого, разных величин и в разных поворотах и позах. А в самом конце комнат, направо — в читальной висит огромный портрет Л. Н. Толстого в натуральную величину на сером, в яблоках коне, едущего по яснополянскому лесу… Выбор кушаний вполне достаточен, но не это главное; а то, что кушанья, чтобы вы не взяли, так вкусны, свежи, питательны, что невольно срывается с языка: да ведь это — объяденье!»

 У Чуковского, который вегетарианцем не был, находим более сдержанное описание: «Там приходилось подолгу простаивать и за хлебом, и за посудой, и за какими-то жестяными талонами. Главными приманками в этой вегетарианской столовой были гороховые котлеты, капуста, картошка. Обед из двух блюд стоил тридцать копеек».

 

 

Дореволюционная вегетарианская столовая. Фото: wikimedia.org

 Но особенно немилосердно издевался над вегетарианцами молодой Маяковский. В одной из столовых он в свойственной ему манере устроил форменный скандал, который другой невольный участник «перфоманса» — Бенедикт Лифшиц — подробно описал в «Полутораглазом стрельце»:

 «Цилиндр и полосатая кофта сами по себе врывались вопиющим диссонансом в сверхдиетическое благолепие этих стен, откуда даже робкие помыслы о горчице были изгнаны как нечто греховное. Когда же, вымотав из меня все жилы, Маяковский встал наконец из-за стола и, обратясь лицом к огромному портрету Толстого, распростершего над жующей паствой свою миродержавную бороду, прочел во весь голос — не прочел, а рявкнул, как бы отрыгаясь от вегетарианской снеди, незадолго перед тем написанное восьмистишие, мы оказались во взбудораженном осином гнезде.

 В ушах обрывки теплого бала,

а с севера — снега седей —

туман, с кровожадным лицом каннибала,

жевал невкусных людей.

 Часы нависали, как грубая брань,

за пятым навис шестой.

А с неба смотрела какая-то дрянь

величественно, как Лев Толстой.

 Разъяренные пожиратели трав, забыв о заповеди непротивления злу, вскочили со своих мест и, угрожающе размахивая кулаками, обступали нас все более и более тесным кольцом. Не дожидаясь естественного финала, Маяковский направился к выходу. Мы с трудом протиснулись сквозь толпу: еще одна минута накипания страстей, и нам пришлось бы круто».

 

Мир, труд, мясо

 Если первое время общество относилось к вегетарианцам снисходительно, хотя и иронично, то с началом войны их идеи стали восприниматься в штыки. В условиях, когда многие люди и так не могли позволить себе мясо, вегетарианские проповеди звучали форменным издевательством, а лозунг «не убий» плохо сочетался с военной пропагандой.

 Победа революции не облегчила положения «безубойников». Уже в первые годы советской власти вегетарианские общества были запрещены, самые ярые активисты получили тюремные сроки, а саму идею вегетарианства признали вредной. Вегетарианские столовые, правда, еще работали в период НЭПа: Ильф и Петров вдоволь поглумились над ними в «Двенадцати стульях»:

 «Через две минуты Коля понял в первый раз за три месяца супружеской жизни, что любимая женщина любит морковные, картофельные и гороховые сосиски гораздо меньше, чем он.

— Значит, ты предпочитаешь собачину диетическому питанию? — закричал Коля.

— Да, я люблю мясо. Иногда. Что же тут дурного?

Мясо пробило бы в Колином бюджете огромную, незаполнимую брешь. Поэтому Коля пылко заговорил:

— Какая-нибудь свиная котлета отнимает у человека неделю жизни!

— Пусть отнимает! — сказала Лиза. — Фальшивый заяц отнимает полгода. Вчера, когда мы съели морковное жаркое, я почувствовала, что умираю. Только я не хотела тебе говорить.

— Лев Толстой, — сказал Коля дрожащим голосом, — тоже не ел мяса.

— Когда он писал „Войну и мир», он ел мясо! Ел, ел, ел! Попробовал бы он написать „Войну и мир», сидя на вегетарианских сосисках!»

 

 

Меню вегетарианской столовой. Фото: wikimedia.org

 Как бы там ни было, уже к тридцатым годам вопрос был решен окончательно. «Вегетарианство, основанное на ложных гипотезах и идеях, в Советском Союзе не имеет приверженцев», — определение Большой советской энциклопедии звучало как приговор. Вновь интерес к идеям вегетарианства стал пробуждаться только в годы перестройки.

Источник

3 комментария на “Дореволюционное вегетарианство”