Велемудр

Как жили наши древние предки?  Во что верили? Что любили, уважали, ненавидели? О характере и особенностях мышления народа многое могут рассказать нам личные имена славян: каждое имя выражает особое отношение к житейскому быту того или иного явления, например, той же славы: Болеслав, Богуслав, Бурислав, Владислав, Всеслав, Доброслав, Любослав, Мстислав, Мирослав, Примислав, Ростислав, Славомысль, Славомир, Ярослав;

гостеприимства: Будигость, Целыгость, Доброгость, Радогость, Любогость, Гостевид; миролюбия: Бранимир, Драгомир, Радомир, Ратимир, Звонимир, Любимир, Мировей, Татимир, Яромир;

душевных качеств: Добровлад, Духовлад, Самовлад, Любомысл, Всевлад, Радомысл, Милодух, Всемил; геройства: Честимир, Моймир, Властимир, Казимир, Хотимир, Громобой, Скалогром, Роговлад, Сокол (у Вендов Рюрик, у Бодричей – Рёрик), Орлик, Гром. У кого ещё, кроме славян есть имена Веры, Надежды, Любови или Осмомысла (мыслящего за осьмерых или имеющего на каждое дело восемь мыслей), Всемысла, и другие, свидетельствующие вместе с прочими именами, что славяне глубоко рассуждали обо всех фазах жизни человеческой, о всех изгибах души и сердца; что они были гостеприимны и миролюбивы, но храбры и отважны, любили славу и похвальбу, чтили душевные достоинства, преданы были вере, но вместе с тем были и властолюбивы. Имена у славян неразрывно связывались с личностью, можно сказать, были своего рода хранителями человека.

Но стоит отметить, что все эти имена давались людям «в награду» за определённые заслуги и по возможности отражали наиболее яркие качества характера владельца. Тогда какое же имя носил человек до того, как он сумел проявить эти свои особенности? Ведь как-то же его звали! Ответ на этот вопрос находим в книге Марии Семёновой…

«Знакомясь, мы очень редко говорим прямо: «Я такой-то», «Моё имя такое- то». Это необъяснимым образом звучит как-то неловко, и чаще мы представляемся как-то иносказательно: «Меня зовут…» Почему так? Древние люди считали имя важной частью человеческой личности и предпочитали хранить его в тайне, чтобы злой колдун не сумел «взять» имя и использовать его для наведения порчи (подобно тому, как использовали для этого остриженные волосы, клочки одежды, выкопанные куски земли со следами на ней и даже сор, выметенный из избы. Поэтому в древности настоящее имя человека обычно было известно только родителям и нескольким самым близким людям. Все остальные звали его по имени рода или по прозвищу, как правило носившему охранительный характер: Некрас, Неждан, Нежелан. Подобные имена- прозвища должны были «разочарвывать» болезни и смерть, заставить их искать «более достойную» поживу в других местах. Так поступали не только славяне.
Все древние племена славян имели свои рунические письмена, и о их образованности свидетельствуют многие подтверждения в летописях других народов; известно, что народные законы издревле писались на деревянных дощечках. Огромное количество фактов говорит в пользу того, что славяне имели грамоту не только прежде всех западных народов Европы, но и прежде римлян и даже самих греков и что исход просвещения был от руссов на запад, а не оттуда к ним».

Наши  пращуры, как и все древние народы, старались наилучшим образом вписать свою жизнь в гармонию космоса, частицей которого они себя осознавали. Последние исследования учёных дают основания полагать, что древние славяне внимательно следили за движением звёзд и планет и использовали свои наблюдения не только для ориентировки ночью в лесу. Очень похоже, что наши предки были знакомы с зодиакальной системой, подмечали влияние далёких созвездий на склонности людей и таким образом на их судьбы – и старались жить в соответствии с ритмами Вселенной, сообразуя с ними все свои начинания.

Одежда никогда для древних людей не была просто «совокупностью предметов, которыми покрывают, облекают тело», как можно прочитать на страницах современного словаря, она значила гораздо, гораздо больше. Наши далёкие предки скорее согласились бы с нынешними экстрасенсами, которые утверждают, что человеческое биополе впитывается в одежду и задерживается на ней. Теперь нетрудно понять, почему самой первой пелёнкой для новорожденного чаще всего служила рубаха отца (мальчику) или матери (девочке), да и в дальнейшем детскую одежду для новорожденного старались кроить не из вновь сотканного полотна, а из старой одежды родителей. Делали это не из скупости, не по нищете и даже не потому, что мягкая, стираная материя не раздражает нежную кожу младенца. Весь секрет – в священной силе, или, по-теперешнему, в биополе родителей, способном заслонить неокрепшего маленького человека, уберечь от порчи и сглаза. Детская одежда древних славян была одинакова для девочек и для мальчиков и состояла из одной длинной, до пят, полотняной рубахи. Право на «взрослую» одежду дети получали только после обрядов инициации. С течением столетий был утрачен древний ритуал перехода из разряда «детей» в разряд «молодёжи», многие его элементы вошли в состав свадебной церемонии. Так, ещё в 19(!) веке в некоторых областях России, Украины, Белоруссии вполне уже взрослые юноши и девушки порою вплоть до собственной свадьбы ходили в детской одежде – рубахе, схваченной пояском. Самой любимой и распространённой нательной одеждой древних славян была рубаха.

По мысли древних людей, человек двигался по своему жизненному пути вовсе не так, как можно двигаться по горной дороге, постепенно приближаясь к вершине. Всё выглядело совершенно иначе: человек исчезал на одном уровне и вновь появлялся уже на другом, уже в новом качестве. В подтверждение своего нового рождения человек должен был сменить буквально всё – от одежды до имени.

Зато и естественная биологическая смерть не воспринималась пращурами как окончательная гибель, полное исчезновение человека. Смерть, как и все предыдущие события, была ещё одним переходом в новое качество, когда разрушалось тело, но бессмертная душа оставалась неприкосновенной.
Кроме того, она вполне могла возвратиться, войдя в новорожденного младенца. Вот почему во все времена и у всех народов детям старались давать имена прославленных, уважаемых предков (потом эта традиция распространилась и на чужих, но знаменитых людей). Итак, самое начало – зарождение новой жизни»…

Забота о ребёнке начиналась задолго до его появления. Испокон веку славяне старались оградить будущих матерей от всевозможных опасностей, в том числе и сверхъестественных. Так, в последние месяцы перед родами женщине не рекомендовалось выходить со двора, а лучше и из дому, чтобы Домовой и священный Огонь очага всегда могли прийти ей на помощь: жуткие истории рассказывались о злых колдунах, способных своим волшебством похитить дитя прямо из материнского чрева или подменить его детёнышем ведьмы – злобным уродцем… Одним словом, о наступившей беременности и тем более сроке родов посторонним вовсе незачем было знать. Зато сама женщина, ждущая ребёнка, считалась любимицей Богов, способной приносить счастье. Её охотно приглашали в сады угоститься яблоками: если отведает плода с молодой яблони, впервые принесшей урожай, эта яблоня весь свой век обильно плодоносить будет.

Но вот наступал срок ребёнку появиться на свет. Древние славяне верили, что рождение, как и смерть, нарушает невидимую границу между мирами умерших и живых. Понятно, что такому опасному делу незачем было происходить вблизи людского жилища. У многих народов роженица удалялась в лес или в тундру, чтобы никому не повредить. Да и у славян рожали обычно не в доме, а в другом помещении, чаще всего – в хорошо истопленной бане. А чтобы материнское тело легче раскрылось и выпустило дитя, женщине расплетали волосы, в избе же раскрывали все двери и сундуки, развязывали узлы, отпирали замки. Надо думать, психологически это помогало. Роженица, невольно отворяющая дверь в иной мир, у многих народов из-за этого считалась «нечистой». Во все времена перед другими людьми, перед любящим мужем был выбор – помогать женщине или думать только о себе. И конечно, во все времена находились такие, чей выбор был благороден. О них сохранилось немало рассказов. У славян эпоху строгого уединения роженицы хронисты уже не застали. Здесь будущей матери обычно помогала немолодая женщина, опытная в подобных делах. Непременным условием было, чтобы она сама имела здоровых детей, желательно – мальчишек. Кроме того, при родах нередко присутствовал муж. Теперь этот обычай возвращается к нам в качестве эксперимента, заимствованного за границей. Между тем древние славяне не видели ничего необычного в том, чтобы рядом со страдающей испуганной женщиной был сильный, надёжный, любимый и любящий человек.

…И вот дитя благополучно родилось. Если это был мальчик, пуповину перерезали на топорище или стреле, чтобы рос охотником и мастеровым. Если девочка – на веретене, чтобы росла рукодельницей. Перевязывали пупок льняной ниткой, сплетённой с волосами матери и отца. «Привязать» – по древнерусски «повить»; вот откуда «повитухи», «повивальные бабки».

Вообще, все самые первые действия с младенцем (купание, кормление, подстригание волос и т.д.) были окружены важными и очень интересными ритуалами. В чём же тут дело? Учёные видят здесь отголосок древнейшего ритуала приобщения нового человека… Космосу! Как это делалось? Отец – глава семьи – торжественно выносил новорождённого и показывал его Небу и Солнцу (не садящемуся, но обязательно восходящему – на долгую жизнь!), Огню очага, Месяцу (опять-таки растущему, чтобы дитя хорошо росло), прикладывал к Земле-Матери и, наконец, окунал в Воду. Таким образом, малыша представляли всем Божествам Вселенной, всем её стихиям, отдавая под их покровительство. Далее ребёнка нарекали именем но, как уже было сказано выше, оно хранилось в тайне. Право на взрослую одежду мальчики и девочки получали, не просто достигнув определённого возраста, но только когда могли делом доказать свою «взрослость».

Лет с пяти – семи детей приучали к хозяйственным мужским и женским работам, а также вводили в мир легенд, верований и традиций, — как мы бы теперь выразились, ребёнок проходил ещё и духовную школу. В глубочайшей древности для этого существовали особые дома – мужские и женские, и всё, что там совершалось, окутывала тайна, на которую не имели права представители противоположного пола. Исследователи пишут, что хоромы «семи богатырей» из «Сказки о мёртвой царевне» – не что иное, как воспоминание о таком мужском доме, расположенном в глухой лесной чаще. Когда мальчик начинал становиться юношей, а девочка – девушкой, им приходила пора перейти в следующее качество, в разряд молодёжи – будущих женихов и невест, готовых к семейной ответственности и продолжению рода. Для этого надо было выдержать испытание, называемое учёными «инициацией» – «обновлением»,
«приведением в начальное состояние». Это был своеобразный экзамен на зрелость, физическую и духовную.

Юноша должен был вытерпеть жестокую боль, принимая татуировку или даже клеймо со знаками своего рода и племени, полноправным членом которого он становится отныне. Для девушек тоже были испытания, хотя и не такие мучительные. Их цель – подтверждение зрелости, способности к свободному проявлению воли. И самое главное – и те и другие подвергались ритуалу «временной смерти» и «воскрешения». Это была не игра. Это происходило абсолютно всерьёз!

Вероятно, жрецы и жрицы применяли для этого одурманивающие напитки, а то и гипноз. Также вполне вероятно, что разыгрывалось целое представление «проглатывания» детей мифическим животным – тотемом, «прародителем» и символом племени – с последующим «рождением» из его брюха. Некоторые исследователи полагают, что всем известная сказка о Красной Шапочке содержит отголоски подобных обрядов…

Итак, прежние дети «умирали», а вместо них «рождались» новые взрослые. В древнейшие времена получали они и новые «взрослые» имена, которых опять- таки не должны были знать посторонние (а иногда это было первое наречение имени). Вручали им и новую взрослую одежду: юношам – мужские штаны, девушкам – понёвы, род юбок из клетчатого полотна, которые носили поверх рубахи на пояске. С момента надевания взрослой одежды девушку можно было сватать. Так начиналась взрослая жизнь.

Стоит упомянуть и ещё о таких немаловажных атрибутах внешности как борода и коса.

Борода считалась у взрослых мужчин важнейшим символом чести. Дёрнуть за бороду и тем более плюнуть в неё было ужасным оскорблением, за которое могли вызвать на поединок, если не убить сразу. А коренится это в древнейших воззрениях на волосы как на одно из сосредоточий жизненной силы в человеке. Вспомним хотя бы змея Волоса, живой волос в речке, библейского богатыря Самсона, чья сила помещалась в «семи косах головы его», и остриженные волосы, которым незачем попадать в руки к злым колдунам. Не случайно старик Хоттабыч выдёргивал волоски из своей бороды – без этого магия не срабатывала. Не случайна и борода Черномора в пушкинской сказке…

Что касается косы, то девушка до замужества имела право ходить с распущенными волосами, однако подобная причёска имела характер, скорее, торжественный и ритуальный: попробуй-ка шить, готовить, стирать, ухаживать за скотиной, распустив густые волосы длиной по колено! И девушки их стягивали налобной повязкой, заплетали в косу – непременно одну (в знак того, что пока холостая, «одна»). Пряди волос в косе тоже укладывали строго определённым образом: одну поверх другой. Две косы и обратное плетение обычаем запрещались, это была принадлежность замужней. Девичья коса считалась не меньшим символом чести, чем борода у мужчин, и отношение к ней было точно таким же.

Расплетение косы надвое являлось одной из главных частей свадебного ритуала. Рассмотрим свадьбу как важную веху в жизни человека.

Дети принадлежали к роду родителей. А вот дочь-девушка, выходя замуж, переходила в род мужа. (Именно поэтому замуж «выходят» – в смысле, выходят из своего рода, покидают его.) Вот что означал для язычников такой переход: девушка должна была «умереть» в прежнем роду и «снова родиться» в другом, уже замужней, «мужатой» женщиной. Вот какие сложные превращения происходили с невестой. Отсюда и повышенное внимание к ней, которое мы под час видим на свадьбах, и обычай брать фамилию мужа. Ведь фамилия – это знак рода. Теперь нам ясно, почему жених старается внести невесту через порог своего дома обязательно на руках: ведь порог – это граница миров, и невесте, прежде чужой в этом мире, надлежит превратиться в свою. А что белое платье? Иногда приходится слышать, будто оно символизирует чистоту и скромность невесты, но это не правильно. Теперь про фату. Ещё совсем недавно это слово означало просто «платок», которым закрывали лицо девушке. Ведь с момента согласия на брак её считали «умершей», а жители Мира Мёртвых невидимы для живых. Вот и невесту никому нельзя было видеть, а нарушение запрета вело к несчастьям и даже к безвременной смерти, ибо в этом случае нарушалась граница, и Мёртвый Мир «прорывался» в наш, грозя непредсказуемыми последствиями.

Надо упомянуть и ещё об одном интересном обычае: «Не женятся на тех, с кем вместе едят». Казалось бы, что в том плохого, если парень и девушка дружно работают и едят из одной миски, как брат и сестра? Мы уже знаем, что совместная трапеза делала людей «родственниками». А браки между родственниками не поощрялись.

В условиях родового строя (и много позже) в собственном восприятии и в восприятии общества человек оставался в первую очередь членом рода, а не индивидуальностью. Соответственно, моральными считались только такие поступки, которые способствовали процветанию рода. А это значит, что если одна большая семья на своём совете решала породниться с другой, обретая тем самым новых друзей и союзников, юноша и девушка должны были вступить в брак, что называется, без разговоров. Именно такое поведение считалось высоконравственным.

Стало быть, она покидала духов – покровителей прежнего рода и вручала себя новым. Вот и плакала девушка, слушая жалобные песни и изо всех сил стараясь показать свою преданность родительскому дому, прежней родне и её сверхъестественным покровителям – умершим предкам, а в ещё более отдалённые времена – тотему, мифическому животному-прародителю.

Взросление, старение… Смерть.

С человеком никогда ничего не случается просто так. Всё, что происходит, — знамение Богов. Если кто-то внезапно поранился – это значит, что злые духи или сама Смерть готовы им завладеть. Поэтому традиционные русские похороны содержат огромное количество ритуалов, призванных отдать умершему последнюю дань уважения и пообещать воскрешение, новую жизнь.

Как уже говорилось, при рождении ребёнка приобщали ко всем природным стихиям. Теперь, уходя из этого мира, человек с ними прощался. Почувствовав приближение смерти, старик просил сыновей вывести его в поле, и кланялся на все четыре стороны: «Мать сырая Земля, прости и прими! И ты, вольный свет- батюшка, прости, коли обидел…» потом ложился на лавку в святом углу, и сыновья разбирали над ним земляную крышу избы, чтобы легче вылетела душа, чтобы не мучила тело. А также – чтобы не вздумала остаться в доме, беспокоить живых.

«Все люди одного языка, как жившие на Рось–реке, так и самые дальние обитатели заприпятских болот, все славяне до самого Холодного моря на севере твёрдо знали, что забота о человеческом теле совершается для устройства души. При жизни душа и тело – одно. Как вода наполняет землю, как в кремне таится огонь, извлекаемый ударом твёрдого железа, так душа живёт в теле. Но и после разрушения тела сохраняется тайная связь останков с душой. Сожигается труп на погребальном костре – и очищенная огнём душа легко возносится на небесную твердь. Там мать и отец ждут детей, там друг находит друга, там конец всем разлукам и – свершение каждой мечты. Покинь тело на добычу птице, зверю, червям – и будет душа неприкаянно скитаться близ мест, где умер человек. За лишение обряда она постарается мстить не одним виновникам смерти тела, но всем людям без различия. Душа человека, тело которого брошено в воду, последует за ним, и горе тому, кто, найдя такое тело, не возложет его на костёр или не зароет в землю. Зарытое тело избавляет людей от мести души, но по-иному, чем сожженье. В земле душа остаётся под гнётом, не вырваться ей ни под живой свет дня, ни под колыбельное мерцание звёзд. Как спелёнатый младенец, как зверь в тенетах или как раб, навечно прикованный к жернову, так бессильна, неподвижна душа того, чьё тело зарыто в земле. По времени подземный холод и мрак разъедают душу, тоска и голод по дневному свету истощают надежды, и она, растворённая, гаснет, как уголь под пеплом, забывает себя, подобно зажившемуся старцу, и замирает навечно в земном покое. Поэтому враг нигде не воздаст врагу погребения. Поэтому в старину считали что лучше погибнуть в бою, чем умереть рабом и лишиться погребального костра. Россичи остерегались просто бросать тела врагов, чтобы бродячие души не мстили, обратясь в нетопырей, не сосали кровь росских младенцев, чтобы не навевали врагам сны, указывая путь к Рось- реке, соблазняя чужих славянским богатством.» (В.Д. Иванов, «Русь изначальная», стр.20)

Как представляли себе свой мир древние славяне? Учёные пишут, что он казался им похожим на большое яйцо. Сохранились легенды о Великой Матери – родительнице Земли и Неба, праматери Богов и людей. Имя Великой Матери – Жива, или Живана. Посередине славянской Вселенной, подобно желтку, расположена сама Земля. Верхняя часть «желтка» – наш живой мир, мир людей. Нижняя сторона – Нижний Мир, Мир Мёртвых, Ночная Страна. Когда там день, у нас царит ночь. Чтобы попасть туда, надо пересечь океан – море, окружившее землю. Или прорыть колодец насквозь, и камень будет падать в этот колодец двенадцать дней и ночей. Вокруг Земли, подобно яичным плёнкам и скорлупе, расположены 9 разных небес. Каждое из девяти небес славянской мифологии имеет собственное предназначение: одно – для Солнца и звёзд, другое –для Месяца, ещё одно – для туч и ветров. Седьмое по счёту наши предки считали  «твердью», прозрачным дном небесного океана. Славяне считали, что на любое небо можно попасть, взобравшись по Мировому Древу, которое связывает между собой Нижний Мир, Землю и все 9 небес. Там, над седьмым небом, есть остров, и на том острове живут прародители всех птиц и зверей. Этот чудесный остров называли «ирием», или «вирием». Некоторые учёные предполагают, что от него происходит теперешнее слово «рай», связанное в нашем понятии с христианством. А ещё ирий называли островом Буяном. А как же восьмое и девятое небеса, служащие ирию крышей? Наверняка древние славяне задумывались, что лежит за их пределами, в бесконечной Вселенной. Быть может, задумывались они и об иных мирах, которые должны были там находиться.

Древние славяне считали Землю и Небо двумя живыми существами, более того – супружеской парой, чья любовь и породила всё живое на свете. Бога Неба, Отца всего сущего, называют Сварогом.  Сварог подарил людям кузнечные клещи, научил выплавлять медь и железо. Он установил самые первые законы, в частности, велел каждому мужчине иметь только одну жену, а женщине – одного мужа. Землю мы до сих пор называем матерью, и это трудно оспорить.  Пращуры относились к ней с величайшей любовью, и Земля платила им тем же. Земля была свидетельницей торжественных клятв, при этом её касались ладонью, вынимали кусок дёрна и возлагали себе на голову, мистическим образом делая ложь невозможной: считалось, Земля не станет носить обманщика.

Сидя на уютном пригорке, поросшем цветущими медоносными травами, наш древний  предок чувствовал под собой живые, тёплые колени Матери-Земли. А с высоты на него был устремлён строгий и ласковый взгляд Сварога – Бога Отца.

Славянским Богом сыном  был Перун. «Голова его серебряна, ус злат», мчался он среди туч верхом на коне либо в колеснице, запряжённой жеребцами, белыми и вороными. Имя Перуна очень древнее, и в переводе на современный язык означает «Первый», «Познавший Руны». Он был главнейшим Богом в Ведическом  пантеоне Киевской Руси,  старшим сыном Сварога. Его считали учредителем нравственного закона и самым первым защитником правды.

Отчаянно гремит по неровностям туч несущаяся Перунова колесница – вот откуда гром, «прокатывающийся» по небесам. Впрочем, на этот счёт бытовали разные мнения: ещё говорили, что гром и молния – эхо и отблеск ударов, которыми Перун награждает небесного Змея, стремящегося снова ограбить Богов и людей – похитить Солнце, скот, земные и небесные воды. А в отдалённой древности полагали, что на самом деле гром – это «клич любви» на празднике свадьбы Неба с Землёй: известно же, как хорошо всё растёт после грозы.
Молнии у Перуна были двоякого рода: лилово-синие, «мёртвые», разящие насмерть, и золотые, «живые», созидающие, пробуждающие земное плодородие и новую жизнь. Топору громовержца приписывалась поистине чудесная сила. Топором ударяли по лавке, на которой кто-нибудь умер: тем самым будет «подсечена» и изгнана Смерть. Топор крест-накрест перебрасывали через скотину, чтобы она не болела и хорошо плодилась.  Топором чертили над больным Солнечный Крест, призывая на помощь небесные силы.

В главный  Триглав Славянских богов входит и Свентовит Бог, это бог Света (Свято) духа (вита).  Он есть светлая исполнительная  сила Бога Отца Сварога  и бога  Сына Перуна, реализующая их творческий план. Свентовит может входить  в умы людей. Его предназначение – нести свет, любовь и озарение людям. Бога Свентовита  называют  прародителем Света белого, который борется с тьмой.  Его почитали за то, что он помогает во всех начинаниях (в добродетельных). Главное, чтобы дела приносили благополучие и доброту. Через него  все миры приобретали  видимость.  Кроме этого Свентовит   укреплял  Дух человеческий  и наделял его небесными дарами.

Солнце  у славян  считалось всевидящим оком, которое строго присматривает за нравственностью людей, за справедливым соблюдением законов. Недаром во все времена преступники ожидали наступления ночи, скрываясь от правосудия – не только земного, но и небесного. А священным знаком Солнца с незапамятных времён был… крест! Не потому ли христианский крест, так похожий на древнейший ведический символ, и прижился столь хорошо на Руси?

Своим  дедом славяне считали Даждьбога. Они  верили, что Даждьбог ездит по небу на чудесной колеснице, запряжённой четвёркой белых златогривых коней с золотыми крыльями. А солнечный свет происходит от огненного щита, который Даждьбог возит с собой. Ночью он с запада на восток измеряет нижнее небо, светя Нижнему Миру. Дважды в сутки (утром и вечером) он пересекает Океан-море на ладье, запряжённой водоплавающими птицами – гусями, утками, лебедями. Поэтому наши предки приписывали огромную силу оберегам в виде уточки с головой коня. Они верили, что славный Даждьбог поможет им, где бы он ни находился – в Дневном Мире или в Ночном, или даже по дороге из одного в другой. В «Слове о полку Игореве» русские люди названы «Дажьбожьими внуками», хотя повествуется там о событиях, происшедших без малого через двести лет после принятия христианства.

Согласно верованиям древних славян кроме Богов, особо почитались и Богини. Рожаница-Мать связывалась славянами с периодом летнего плодородия, когда созревает, тяжелеет, наливается урожай. Ей было дано имя Лада, и с ним связано в русском языке, пожалуй, не меньше слов и понятий, чем со словом «род». Лада была матерью многих богов  и младшей Рожаницы – Лели, Богини трепетных весенних ростков, первых цветов, юной женственности. Именно она заботилась о едва проклюнувшихся всходах – будущем урожае. Лелю-Весну торжественно закликали – приглашали в гости, выходили встречать с подарками и угощением. А прежде спрашивали разрешения у Матери Лады: отпустит ли она дочь?

Сильные эмоции, не подконтрольные рассудку, физическая любовь, а с ней и идея размножения, плодородия находились «в ведении» славянского Бога Ярилы. Наши предки справляли праздник «Ярилки», приуроченный к 27 апреля, к самому пику весеннего буйства природы. Целую ночь горели костры, а молодёжь гуляла, пела песни, плясала. Все считались друг другу невестами и женихами.

Жизнь древнего человека далеко не всегда была лёгкой. Случались и горести.  Богиню Морену славяне  связывали с  морозом и смертью. Соломенное чучело, которое сжигают во время праздника древней ведической  Масленицы, принадлежит, несомненно, Морене, Богине смерти и холода. Каждую зиму она ненадолго берёт власть, но навек утвердиться ей не дано: вновь и вновь торжествуют Солнце, Жизнь и Весна.

Живя в краю, изобильном реками и озёрами, речушками и ручьями, болотами и родниками – «студенцами», восточные славяне, естественно, выработали целый комплекс религиозного почитания воды. Они были уверены, что самые нерушимые клятвы – в том числе и клятвы любви – даются близ воды, она им свидетель. Водой иногда испытывали на суде: истцу и ответчику предлагали войти в воду на семь шагов, при этом виновный, оказавшись перед лицом справедливой и мудрой реки, должен был непременно смутиться и тем себя выдать. С помощью воды гадали о будущем и о женихах, наводили и наоборот, отводили от себя чары. Особой силой наделяли славяне родниковую воду, а всего более воду из родника, возникшего от удара Перуновой молнии, – такие ключи назывались «гремячими».

Итак, вода – как и другие природные сути – была для славян исконно доброй, дружественной стихией. Но, подобно всем стихиям, заставляла обращаться с нею на «Вы». Могла ведь и утопить, погубить ни за что. Могла потребовать жертв. Могла смыть весенним разливом деревню, поставленную «без спросу» – без учёта особенности местности. Вот почему Водяной, мифический обитатель рек, озёр и ручьёв, часто выступает в легендах как существо, враждебное человеку. Видимо, опытные жители леса заблудиться боялись всё-таки меньше, чем утонуть. Поэтому и Водяной в сказаниях выглядит в общем опаснее Лешего.

Иногда Водяного представляли себе в виде голого обрюзглого старика, пучеглазого и ластоногого. В других случаях он был вполне похож на человека и от обычного доброго молодца отличался в основном тем, что с левой полы его одежды постоянно текла вода. Самое важное в народных рассказах о нём – то, как люди и Водяной могут поладить, выручить друг друга из беды. Эти рассказы хранят древнюю мудрость, великую и простую науку жить во взаимопонимании и мире с природой.

Итак, что же видим мы в описании славянского мира – мира наших предков?
Жизнь человека в гармонии с природой, их нераздельность. Жизнь в мире, сплошь и рядом населённом разного рода Богами и живыми существами, существование которых не ставилось ни под какое сомнение, которые так же, как и человек, являлись естественными составляющими этого самого мира. Человек чувствовал себя в силах повлиять на ход жизненных событий, провоцировать какие-либо события в природе или избегать их, ведь он находился в постоянном прямом взаимодействии с этими «высшими» силами и при надобности, соблюдя известные ему нехитрые правила, мог всегда договориться с ними и предупредить беду. Приметы и наветы старших были неоспоримыми правилами жизни: они учили уважать всё, что видишь вокруг, так же, как и людей, в среде которых живёшь, потому что каждая травинка в поле, каждое деревце в лесу так же живо, как и ты сам, и права ваши равные. В то же время существовала и обратная связь: разные сферы человеческой деятельности и чувств находились в ведении определённых богов, и те, в свою очередь, были ответственны за благополучие в жизни их «подопечных». Из такой вот
«взаимопомощи» складывалось славянское мировоззрение и нравственность, понимание ценности жизни и добра как благодарности за данную человеку небесами жизнь.

Представления древних славян о посмертном существовании.

И.Срезневский, анализируя представления славян о посмертном месте пребывания писал, что с одной стороны, они воображали его чудесным садом, находящимся где-то в небесах, во владениях бога солнца и света, откуда семена жизни залетают и на землю, жилищем божества и душ чистых, безгрешных. Но, с другой стороны, славяне верили, что не всех ожидала по смерти одна и та же участь, что и там, как здесь, они могли терпеть лишения и страдать, если того заслуживали своею неправотою. Это пекло представляли славяне под землею, где живут злые духи огня и тьмы и откуда могут появляться на землю. В то же время для язычника всегда существовала возможность заслужить от богов прощение за грехи. Славяне очищали себя при жизни молитвой и жертвой, а по смерти обрядом поминовения (127, с. 16-18). Таким образом, в воззрениях древних славян отчетливо видна зависимость посмертного пути человеческой души от правильности прожитой жизни. Причем допускается возможность исправления и очищения от грехов и при жизни, и после.

Идея о небесповоротности и небезнадежности пребывания в темном царстве образно отразилась в народных представлениях. В частности, М.Б.Никифоровский отмечал, что и для душ умерших наступает возрождение, как возрождается природа с приходом весны. Интересно, что помимо этого у славян, согласно выводам А.Н.Афанасьева, была идея о переселении душ. Взгляды древних славян на бытие человеческой души после смерти показывают, что душа после гибели человека следует несколькими возможными путями. Во-первых, она может восходить к высшим божественным мирам, имеющим образ рая, или, при недостойном традиций поведении и проступках человека, опускаться в низшие миры. Выбор пути, таким образом, принадлежит человеку в течение жизни. Во-вторых, осуществление выпавшей доли есть неоднозначный и длительный процесс. Какое-то время, видимо, душа проводит, витая незримо среди людей, сливаясь со стихийными и природными явлениями, переживая смену времен года. Из этого состояния, возможно, она может вынести какие-то уроки и этим окончательно предрешить выпадающий ей путь. Время такого состояния не определено. Может быть, оно продолжается сколь угодно долго и является, по сути, третьим путем. Можно также предположить, что третье состояние -это собирательный образ взаимосвязи с душами умерших, постоянного их участия в делах живых. Это отражение взаимосвязанности различных миров Мироздания в представлении о временном промежуточном пристанище душ. Четвертым путем, в этом случае, будет какое-либо очередное воплощение, согласно верованиям славян в переселение душ, и не исключено, что и из предварительного третьего или иного промежуточного состояния. Особый вопрос — взаимосвязь души со звездой. Вероятно, светила также могли являть собой обиталище для совершенных и достойных душ, но это уже информация  для другой  темы.

Метки: древний, жизнь, период, славяне, смена

10 комментариев на “Смена периодов жизни у древних славян”