Велемудр

Конь уже оседлан и взнуздан. Вычищены и проверены сабля, пика, пистолеты. Уложена в гаманец нехитрая дорожная снедь. И сам казак одет по всей форме: в седло – и в дорогу!

Да очень уж длинен путь, ехать муторно: то ветер пылит, то дождь мочит… А нельзя ли побыстрей? Да отчего ж нельзя? Или я не характерник? Не владею временем и пространством?

Если казак знал и помнил свой путь, он его вначале мысленно воображал, как бы сейчас сказали – визуализировал, в виде некоей схемы, от начальной точки до конечного пункта. Некий отрезок пространства. Затем рядом в уме проводилась расплывчатая, как бы размытая черта – время пути.

Сначала оба отрезка выглядели одинаковыми по длине. Затем медитировавший казак мысленно вытягивал отрезок, обозначавший время. Отрезок пути становился короче времени, которое должно было быть реально затрачено на его прохождение. И не только в медитации –- наяву тоже! Поход, обычно длившийся месяц, такой кудесник мог пройти за пару дней… И «сваливались» тогда казаки, будто ниоткуда, как снег на голову, на великое удивление друзьям, а врагам — на суеверный ужас…

После ритуала оставалось лишь вскочить в седло, ухарски заломить набок шапку, скакуна плёточкой «погладить». Да запеть любимую уральскую казачью:

• В степи широкой под Иканом

  Нас окружил кокандец злой

  И трое суток с басурманом,

  У нас кипел неравный бой…

…Старики говорили о них неохотно. Но, если очень уж упрашивали внучата, начинали рассказ – то ли сказку, то ли быль, старательно замаскированную под сказку. Больше всего этих легенд помнят в южных наших землях, в донских, кубанских и уральских станицах, в беленых хатках Малороссии под свечами пирамидальных тополей:

— Издревле на Руси жили особые казаки. Откуда их уменье пошло — неизвестно, болтунов среди них не водилось, в языческие времена их не трогали, а можно сказать — почитали. Могущество их уважали, да и мало их было. А потом, когда христианство завели у нас, так не очень почетно это стало, да и ушли казаки-чародеи на дальние реки, в дремучие леса, в горы али еще куда…

— А что они умели? — боязливо спрашивали внучата.
— Всякое умели… Мир знали лучше обычных людей. Невидимое видели, со временем договаривались, еще они превращенцами часто были, оборотнями то бишь, летать умели. И еще убить их врагу трудно было. Чуяли они свои пули, затылок у них пред тем холодел, лечиться могли и водой наговорной, и травами, и силой деревьев да камней. И дрались так, что турки, ляхи да татары только завидовали. Вот возьмет характерник две саблюки и, как мельница, всех на пути в капусту покрошит.

Еще их звали галдовниками, химородниками. Ох, многое умели эти казаки: и мертвых на ноги ставить, и невредимыми выходить из воды и огня, и во мгновение ока переноситься из одного края степи в другой.

Только мало их было… десятка два в каждом роду. Это именно характерники, которые по уму управляли силой своей, а сколько ту силу дуриком использовали — бес и тот не знает. Один ученик обычно за всю жизнь у характерника бывал.
— А если их так трудно убить было, от чего же они умирали?
— Жить они могли гораздо дольше простых людей, хотя говорят, что некоторые и от смерти уходили. А бывало, умрет колдун такой, его закопают, а он через день живым мертвяком ходит.

Тут дети шепотом спрашивали старика:

— Так они с чёртом знались, что ли? Чтоб силищу этакую-то получить?
— Странные они, конечно, были… Но воевали лишь за русскую волю, к добру тянулись, хотя и пекла не боялись. И страдали от уменья своего…

— Дедуня… А старые люди на селе говорят, что ты из казачьих краев родом, что всех твоих убили, а ты один утек. Что ты сам…

-А ну спать, неслухи! На печку, живо!

Большинство преданий и легенд про характерников были записаны только в XIX веке, однако первые упоминания о них уже встречаются в летописях, относящихся ко второй половине XVI века.

«Характерным» называли человека «с изюминкой», с чудаковатым, упрямым характером, увлеченным чем-то необычным (тем же, к примеру, кладоискательством). Да и сами мастера казачьих искусств, вероятно, напускали вокруг своих дел таинственности, чтобы поменьше мешали непосвященные…

Слово «характерник» чаще всего выводят от греческого «характер», но некоторые считают его искаженным санскритом, переводя как «наделенный божественной силой», (вспомним чакру «муладхара»,) в японском языке слово «хара» также обозначает центр жизненной силы. Одним словом, так называли человека, наделенного способностями знахаря или воина-мага, и в силу этого уже резко выделявшегося в казачьей среде. Таких казаков-чародеев нередко именовали также «галдовниками» (от украинского «галдовать» — колдовать) и «заморочниками», потому как умели они напускать «морок» (гипноз для отвода глаз), а иногда просто называли знахарями и колдунами.

Казаки и богатыри — чародеи стали неотъемлемой частью былин, легенд и сказов. Д.И. Эварницкий в своём двухтомнике «Запорожье в остатках старины и преданиях народа» (1888г.) пересказывает народные легенды: «А як вийдуть на вiйну, то iх б`ють кулями (пулями), а воны собi й байдуже: пазухи порозставляють i збирають туди кулi. «Та ну бый!» — кричить кошовий хлопцевi, а сам i без пiстоля i без рушницi стоiть. «Пiдожди, батьку, наберу куль та тодi i пострiляю.»

Старики рассказывали Эварницкому о казаках: «На войне их никакое оружье не брало, кроме серебряной пули, а погонишься за ними – так и не поймешь, то ли они люди, то ли что другое… Кинет дрюк в реку, на дрюк раскинет повсть (полы кафтана), сядет на ней как на плоту, на кобзыне играет, горилку пьет и плывет…»

— А скажи, куда ж они подевались?
— Загнали их.
— И далеко загнали?
— Туда, где чертям рога правят…

Характерникам приписывалось также умение наводить «морок», или «омману» на врага, внушая что угодно целым полкам противника. По старинным легендам, запорожские ведуны перед боем чертили в воздухе особые знаки, вероятно, схожие с рунами, и силой мысли посылали их в сторону неприятельского стана. Через некоторое время враги начинали, как безумные, истреблять друг друга…

Русская и украинская литература неоднократно упоминала о чудесах характерников. Об этом можно прочесть в романе Юрия Домбровского «Хранитель древностей», где атаманша Маруся околдовывает красного командира, ведущего ее на расстрел. Подобные люди появляются и на страницах романа «Черная рада» Пантелеймона Кулиша, известного писателя и этнографа. В ставке Богдана Хмельницкого, неизвестно, за какие грехи, сидел в погребе запорожец, вытворявший со стражами что угодно, но почему-то не сбегавший. Его нарочно завязывали в мешок, подвешивали к потолку, а он собственной персоной уже шел из-за двери…

Разумеется, всем памятен гоголевский ясновидящий Пацюк, устраивавший телекинез вареникам. Он тоже был с Запорожья…

Особенно много характерников было среди казацких атаманов. Наиболее известны Степан Разин, умевший, согласно донским легендам, проходить сквозь стены и исчезать в воде, и кошевой Иван Сирко. Последний, по преданию, родился с зубами. Турки и татары никогда не принимали с ним прямого боя, прозвав запорожца живым шайтаном, а султан Турции приказал молиться в мечетях о его погибели.

Сирко ходил на войну с небольшим отрядом, считая любое сражение забавой, и никогда не добивал побежденного врага. После смерти Сирка запорожцы забальзамировали его правую руку и возили ее с собой в походы: она неизменно приносила удачу… «Кто будет равен мне, — говорил Сирко, — тот мне брат, а кто превзойдет – вовеки будет проклят». По некоторым данным, Стенька Разин оказался характерником посильнее – церкви до сих пор поют ему анафему.

И если воинские заговоры довольно широко бытовали среди казачества, особенно в кругу пластунов, то лечебные молитвы были уделом немногих. Такими казачьими медиками большею частью были кашевары.

Процесс приготовления пищи в казацких верованиях всегда считался занятием мистическим, сопровождаемым заговорами — его предваряли разжигание «ватры» (на санскрите — «живой огонь»), и взятие из колодца «непочатой» воды, да и любая кашеобразная пища часто была частью таинства, стоит вспомнить хотя бы рождественское сочиво, пасху или поминальную кутью.

Среди многих народов – славянских, кельтских, германских – живы легенды о воинах-чародеях, умевших превращаться в зверей и птиц. Вообще же «ликантропия» (превращение людей в волков) имеет корни сверхглубокие. Самые ранние сведения о ней сохранились в «Истории» Геродота, где в книге четвертой «Мельпомена» описываются нравы скифского народа невров, могущих оборачиваться в волков.

Покровителем волков у славян считался святой Егорий (Георгий, Григорий), заменивший собою в пантеоне Перуна. В языческие времена образ громовержца представляли в сопровождении двух волков, считавшихся его хортами (псами). Интересно, что от слова «хорт» происходит название запорожской колыбели — острова Хортицы, который является местом выхода на поверхность мантийного канала с огромным энергетическим выбросом.

Помимо этого, украинское слово «сирома» (так называлось рядовое казачество) является одними из эпитетов волка, извечного спутника Перуна. В волка же умели превращаться, как говорит «Слово о полку Игореве», и некоторые древнерусские князья — и не только Всеслав Полоцкий, который «.. въ ночь влъкомъ рыскаше…», но и сам князь Игорь при бегстве из половецкого плена: «Въвръжеся на бръзъ комонь и скочи съ него бусымъ влъкомъ». Так что совсем не случайно запорожское казачество появилось именно на Хортице, этом ведическом сакральном центре.

Клан характерников внутри казачества в Запорожском войске имел свой курень и свой флаг. Один из таких флагов несет в своем поле знак, шитый серебром на пурпурном фоне или золотом на белом, который переводил человека в состояние, которое характеризовалось термином — Проникновение. Именно с этой целью и использовались характерники в Сечи. Их обязанностью была глубокая разведка и разрушение планов противника.

Для этого химородники проникали на территории, занятые врагом, часто под видом путников или купцов, всегда безукоризненно выполняя задания, которые ставил перед ними кошевой. В этой роли функции воинов-ведунов были аналогичными тем, которые выполняли легендарные ниндзя в древней Японии. В близком кругу кошевого всегда на каких-то должностях находилось два-три характерника, так сказать, под рукой, на всякий критический случай.
Характерники, видящие человека буквально насквозь, читавшие по глазам, как по книге, были лучшей из всех возможных служб безопасности Сечи.

Воины-чародеи разбивались на пятерки, отвечали друг за друга, и не было «святее уз товарищества». Сохранился текст ману, которая, по поверью, забирала силу у противника: «Облачусь пеленой Христа, кожа моя — панцирь железный, кровь — руда крепкая, кость — меч булатный. Быстрее стрелы, зорче сокола. Броня на меня. Господь во мне. Аминь».

Одно из правил характерника было не влюбляться в обычных женщин, потому что «непосвященная» подруга могла вытянуть из него энергию, необходимую в бою. Характерники не были сплошь холостяками, но жениться старались только на «своих», на девушках из ведовских родов. Среди их избранниц встречались ведуньи и воительницы, не уступавшие никакому мужчине. Помните старинную былину о Деве-Полянице, с которой еле сладил могучий маг Вольга, или о киевлянке-змеепоклоннице Марине, заворожившей Добрыню Никитича?

Вот наиболее древняя легенда о характерниках. Жил когда-то в изначальной Руси непревзойденный мастер владения мечом Дубежич. Он долго странствовал по свету, пройдя за Камень-Пояс и Сибирь к сияющим снегам Горного Алтая. Там русский странник был принят в обитель просветленных – Беловодье. Дубежич стал среди них своим, получил посвящение и принес на Русь то искусство владения оружием в измененных состояниях сознания, когда человеческое естество приобретает совсем другие качества и способности его, с точки зрения обычного человека, становятся невероятными.
Вернувшись седым стариком домой из того многолетнего путешествия, Дубежич передал Знание своим детям — сыну Лано и дочери Коре, от потомков которых и пошли воины-маги в дружинах русичей.

Учеба премудростям характерников начиналась с очень простых, на первый взгляд, вещей. Мастера завязывали ученикам глаза повязкой, приучая ориентироваться в окружающем мире только на слух. Потом — только на запах, перевязывая уже и уши. Ученики занимались резьбой по дереву, все время вырезая один знак, который напоминал луковицу в разрезе. Вырезали до тех пор, пока тот знак не начинал звучать, становясь ключом к соответствующему внутреннему пространству. Добиться этого можно лишь одним-единственным способом — нужно было тот знак «увидеть» внутренним зрением и точно воспроизвести. Так открывалось внутреннее виденье истинного содержания вещей в окружающем. За тем новым виденьем шла перестройка всей жизни. Спать, одеваться, есть, действовать нужно было по тому виденью, пока оно не становилось человеческим естеством. Дальше шло усвоение боевых техник, в основу которых была положена стихия воздуха с помощью посвящения Стрибогу. Тотемным знаком, соединявшим боевые техники в одно целое, был черный степной орел или коршун.

В казачьих войсках практиковалось, наряду с обычным, военное целительство для экстремальных ситуаций. Благодаря своим секретам казаки устояли в войнах с Польшей, Турцией, киргизами, Кокандом и Хивой, крымскими и сибирскими татарами. Целюрник (от слова «исцеляю») был почитаемым человеком, его труд высоко оплачивался. За лечение ран, как правило, колотых и рубленых, у одного больного ему платили десять золотых — такова была стоимость хорошего коня.
Казацкие целюрники знали много заговоров и наговоров –- лечебных мантр, особым резонансом действовавших на источник болезни. Сейчас известно, что каждая клетка нашего организма слышит и обладает собственным сознанием. Казацкие медики во времена Грозного царя лечили на клеточном уровне!
При авитаминозах, анемии, после тяжелых заболеваний применяли в равных частях траву трилистника и листья щавеля. Их сушили на солнце с 11 до 12 часов дня в течение 20 минут. Три пригоршни заливали 1,5—2 литрами воды, доводили до кипения и настаивали на углях два-три часа. Пили настой теплым три раза в день по полстакана.
Чтобы снять стресс и успокоить нервы, брали горсть высушенной астры-ромашки или дикой ромашки, заливали траву стаканом горячей медной воды и настаивали 30 минут. (Чтобы приготовить медную или железную воду, в кипяток бросали железные или медные опилки, настаивали, пока вода не остынет.) Такой настой давали казакам, освобожденным из плена.
При варикозном расширении вен казаки брали мелкую рыбу, чистили, мелко резали ее и варили до однородной массы. Затем добавляли ложку рыбьей крови, перемешивали и клали больному на ногу компресс на ночь.

Землю из определенных «мест силы» целюрники заворачивали в паутину, и она мгновенно останавливала кровотечение. Но в этом лечении тоже были свои секреты. В прежние времена дикое поле Сечи было под энергетической защитой порогов Днепра. Вода, проходя через пороги, несла мощную энергетику, являясь источником «казачьего спаса». Теперь на этих местах – водохранилище и атомная станция. Кто-то очень захотел превратить один из сакральных центров Руси в «промышленную зону».

И только ветер, летящий над степью, еще поет, шелестя емшаном – полынью, про казачьи подвиги, курганы и клады. Про рыцарей – чародеев…

Но, может… они живы и сейчас?

Оригинал статьи размещен в апрельском номере журнала Уральский следопыт за 2012 год здесь www.uralstalker.com/uarch/us/2012/04

Автор Антон Васильев

Метки: казак, характерник, чародей

4 комментария на “Казаки-чародеи”