Велемудр

Переливание крови овцы человеку. XVII век — Wellcome Collection

Отчет Ричарда Лоуэра и Эдмунда Кинга о переливании крови овцы человеку. 1667 год — Wellcome Collection

Новые попытки переливаний крови начинаются в эпоху ампира, после открытия кислорода и его присутствия в артериальной крови. В 1818 году британский врач-акушер Джеймс Бланделл, к этому моменту опубликовавший несколько опытов по переливанию крови, впрыснул роженице, умирающей от послеродового кровотечения, кровь ее мужа — и женщина выжила.

За свою профессиональную карьеру Бланделл предпринял внутривенные инъекции крови как последнее средство спасения еще в десяти случаях, и в половине из них пациенты поправлялись: кровь стала тем ресурсом, который мог спасти жизнь другому человеку и которым можно было делиться.

Переливание крови. 1925 год — Bettmann / Getty Images

Тем не менее две проблемы — свертывания крови при инъекции и осложнения (от резкого ухудшения самочувствия до смерти) — оставались нерешенными до открытия групп крови в начале XX века и применения антикоагулянтов (цитрата натрия) в 1910-е годы.

После этого число успешных переливаний резко выросло, а врачи, работавшие в полевых лазаретах, нашли способ продлевать срок жизни взятой крови: чтобы спасти человека, уже было не обязательно прямое переливание крови — ее можно было запасать и хра­нить.

Первый в мире банк крови был создан в Лондоне в 1921 году на базе Красного Креста; за ним последовали банки крови в Шеффилде, Манчестере и Норвиче; вслед за Великобри­танией хранилища стали открываться и в кон­тинентальной Европе: добровольцев привлекали возможностью узнать группу крови.

Группы крови

Как правило, люди знают о восьми типах крови: кровь может принадле­жать к группе 0, A, B или AB и иметь положительный или отрицатель­ный резус (Rh+ и Rh-), что дает восемь вариантов. Четыре группы, открытые Карлом Ландштейнером и его учениками в 1900-х годах, образуют так называемую систему AB0. Независимо от команды Ландштейнера четыре группы крови выделил в 1907 году чешский психиатр Ян Янский, который искал связь между кровью и психиче­скими заболеваниями — но не нашел и честно опубликовал об этом статью. Резус-фактор — это еще одна система, обнаруженная Ландштейнером и Александром Винером в 1937 году и эмпирически подтвержденная врачами Филипом Левином и Руфусом Стетсоном двумя годами позже; свое название она получила из-за сходства антигенов человека и макаки-резуса. С тех пор, правда, выяснилось, что антигены не идентичны, но прижившееся название менять не стали. Системы крови не исчерпываются резус-фактором и ABo: на 2018 год их открыто 36.

Однако старинные представления о том, что кровь и другие телесные жидко­сти, взятые у молодых людей, способны оздоровлять и возвращать юность, никуда не делись. Напротив, именно их живучесть и перевод на новый язык прогресса позволяли делать медицинские исследования свойств крови и клинические опыты достоянием публики. И если роман Брэма Стокера «Дракула» (1897) все еще опирался на архаические представления об омола­живающем действии питья крови, то другие произведения апеллировали к будущему и помещали обновление крови в актуальный научный контекст.

Александр Богданов. Красная звезда. Издание 1918 года — Издательство Петроградского совета рабочих и красноармейских депутатов

В 1908 году русский врач, революционер и писатель Александр Богданов опубликовал роман «Красная звезда», одну из первых русских утопий. Идеальное социалисти­ческое общество будущего Богданов обнаруживал на Марсе, обитатели которого делятся друг с другом кровью. «Мы же идем дальше и устраиваем обмен крови между двумя человеческими существами… <…> …кровь одного человека продолжает жить в организме другого, смеши­ваясь там с его кровью и внося глубокое обновление во все его ткани», — рассказывает марсианка герою-попаданцу.

Тем самым марсианское общество буквально превращалось в единый организм, омолаживаемый общей кровью. Этот физиологический коллективизм существовал не только на бумаге: как врач, Богданов пытался воплотить его в жизнь, добившись в 1926 году созда­ния московского Института переливания крови (первая станция переливания крови открылась в Ленинграде пятью годами позже). Правда, как и другие утопические проекты раннего советского времени, омолаживающие «обменные переливания» были отвергнуты в начале 1930-х.

Не желая следовать мистической программе Богданова, его коллеги придер­живались более узкого и хозяйственного взгляда на кровь. В частности, советские транс­фузиологи Владимир Шамов и Сергей Юдин исследовали возможность переливания трупной крови: если кровь — это ресурс, то его нужно использовать целиком и он не должен пропадать со смертью человека.

Кровь и раса

Во второй половине XIX века благодаря диалогу между множеством разных научных дисциплин возникли новые социальные и естественно-научные теории. В частности, физическая антропология заимствовала из натуральной истории понятие расы; самые разные ученые предлагали классификации человеческих сообществ и соответствующую типологию рас на основании таких признаков, как форма и объем черепа, пропорции скелета, цвет и форма глаз, цвет кожи и тип волос. После Первой мировой войны антропометрику (измерение черепов) дополнили новые методы — разнообразные тесты на когнитивные способности, в том числе известный тест IQ, и серологические исследования  .

Интерес к свойствам крови был вызван открытиями австрийского химика и иммунолога Карла Ландштейнера и его учеников Альфреда фон Декастелло и Адриано Штурли: в 1900 году Ландштейнер обнаружил, что образцы крови двух человек слипаются вместе, в 1901 году разделил образцы на три группы (A, B и С — позже переименованная в группу 0, она же «универсальный донор»), а ученики нашли четвертую группу AB, ныне известную как «универсальный реципиент».

С другой стороны, спрос на такие исследования был вызван нуждами военной медицины, столкнувшейся с острой необходимостью переливаний крови в многонациональной бойне Первой мировой. В период между двумя мировыми войнами медики обследовали и типировали кровь 1 354 806 человек; за это же время в США, Великобритании, Франции и Германии вышло больше 1200 медицинских и антропологических публикаций, посвященных крови.

Расовая карта Европы. Германия, 1925 год — American Geographical Society Library Digital Map Collection

В 1919 году польские врачи-инфекционисты Ханна и Людвик Хиршфельд, опираясь на типирование крови солдат сербской армии, опубликовали работу о предпола­гаемой связи групп крови с расой  . Эта работа вдохновила целое направление — арийскую сероантропологию, которая представляла собой причудливую смесь евгеники, расовой антропологии, прикладной медицины и фолькиш-идеологии.

Сероантропология занималась поиском связей между кровью, расой и почвой — и пыталась обосновать биологическое превосходство германцев над их восточными соседями. Над этой проблематикой работало целое Немецкое общество исследования групп крови  , основанное в 1926 году антропологом Отто Рехе и военным врачом Паулем Штеффаном.

Первый пришел к сероантропологии из чистой науки, второй — из практики: Штеффан делал анализы крови, проверяя солдат и моряков на сифилис; оба стремились реконструировать расовую историю Германии и обнаружить нордическую расу — «истинных германцев» — с помощью серологического анализа. Так группа крови превратилась в еще один параметр, определяющий границу между расами и связывающий немецкую кровь и немецкую почву.

Тогдашние статистические данные позволяли предположить, что носители группы A преобладают в Западной Европе, а группы B — в Восточной. Следую­щим шагом кровь соединялась с расой: долихоцефалы, нордические стройные блондины с высокими скулами, противопоставлялись брахицефалам, низкорослым обладателям круглых черепов.

Карта Пауля Штеффана. 1926 год — Mitteilungen der anthropologischen Gesellschaft in Wien

Для наглядной демонстрации Штеффан составлял карты мира с двумя изобарами — атлантической расой А, зародившейся в горах Гарца, на севере Германии, и годванической расой B, зародившейся в окрестностях Пекина. Изобары сталкивались на восточной границе Германии.

А поскольку базовым допущением была иерархия рас, группам крови также могла приписываться разная физиологи­ческая и социальная ценность. Были попытки доказать, что обладатели группы B больше склонны к насильственным преступлениям, алкоголизму, нервным болезням, умственной отсталости; что они менее инициативны и более порочны; что они в большей степени руководствуются мнением других и в разы больше времени проводят в туалете  .

Подобные построения нельзя назвать новшеством: они лишь переносили в область серологических исследований гипотезы из области евгеники и социальной психологии. Например, еще в конце XIX века французский философ Альфред Фулье размышлял о нравах города и деревни в расовых терминах:

«Так как города являются театром борьбы за существование, то в среднем победа одерживается в них индивидами, одаренными известными расовыми свойствами. <…> …долихоцефалы преобладают в городах по сравне­нию с деревнями, так же как в высших классах гимназий по сравнению с низ­шими и в протестантских учебных заведениях по сравнению с католиче­скими… <…> Итак, несомненно, что деревни все более и более теряют своих долихоцефалов, становясь все более и более брахицефалическими»  .

Осмысление группы B как «еврейского маркера» объяснялось теми же механиз­мами: для старых антисемитских воззрений старались использовать научные обоснова­ния, даже если они не подтверж­дались эмпирическими данными (например, по исследованиям, проведенным в 1924 году в Берлине, пропорция групп A и B у еврей­ского населения была 41 и 12, у нееврейско­го — 39 и 16). В эпоху национал-социализма сероантропология помогала обосно­вывать Нюрнбергские расовые законы, призванные защищать кровь ариев от смешения с азиатской расой и наделявшие кровь политическим смыслом.

Хотя на практике для определения расовой принадлежности использовались свидетельства о рождении и крещении, в документах нацистской Германии существовала специальная строчка для группы крови, а прецеденты крово­смешения широко обсуждались. Помимо вопросов брака и деторождения в сферу внимания нацистов попадали и сугубо медицинские проблемы трансфузиологии  : так, в 1934 году врача Ганса Зерельмана, перелившего пациенту собственную кровь, отправили на семь месяцев в лагерь.

В этом аспекте нацисты также не были оригинальны: недопустимость переливать арийскую кровь в еврейские жилы пропове­довал в конце XIX века лютеранский пастор Адольф Штёкер, а в антисемитском памфлете «Прооперированный еврей» Оскара Паниццы (1893) трансформацию еврея в немца должно было завершить переливание крови шварцвальдских девственниц.

Плакат против сегрегации крови для переливания. США, 1945 год — YWCA of the U.S.A. Records / Sophia Smith Collection, Smith College Libraries

Довольно похожие представления существовали по другую сторону океана, только касались они чернокожих. Первый американский банк крови, созданный в 1937 году в Чикаго, предписывал донорам при анкетировании указывать расу — афроамериканцы опознавались по литере N (negro), и их кровь использовали только при переливаниях чернокожим.

Некоторые пункты сдачи крови не брали ее вовсе, а американский филиал Красного Креста стал принимать афроамериканских доноров с 1942 года, строго следя за тем, чтобы кровь разных рас не смешивалась. Тогда же в армии США стали указы­вать группу крови на солдатских жетонах вдобавок к имени, номеру части и вероисповеданию. Сегрегация крови продолжалась до 1950-х годов (в некоторых южных штатах — до 1970-х).

Кровь как дар

Если Первая мировая война способствовала исследовательскому интересу к группам крови, то Вторая мировая и ее последствия — в первую очередь создание атомной энергии и ядерный удар по Хиросиме и Нагасаки — подстегнули изучение пересадки костного мозга. Предпосылкой стало понимание функции костного мозга как органа кроветворения: если телу пациента нужна не просто временная поддержка, а постоянное сопрово­ждение — например, при заболеваниях крови, — то логично попробовать пересадить орган, прямо ответственный за производство крови.

Знания о системах крови и многочисленные случаи осложнений привели к предпо­ложению, что пересаживать можно только костный мозг от близкого родственника, лучше всего — генетически идентичного реципиенту. Все предыдущие попытки пересадки костного мозга заканчивались смертью больных от инфекций или иммунных реакций, позже получивших название РТПХ   — реакция «трансплантат против хозяина», когда клетки реципиента вступают в иммунный конфликт с клет­ками донора и начинают воевать друг с другом. В 1956 году в Нью-Йорке врач Эдвард Донналл Томас провел пересадку костного мозга пациенту, умираю­щему от лейкемии: больному повезло иметь здорового близнеца.

Жорж Мате — Wikimedia Commons

Два года спустя другой врач, фран­цузский иммунолог Жорж Мате, предложил пересадку костного мозга от неродственного донора. Опыты на животных помогли понять, что для успешной пересадки реципиента следует облучить, чтобы нейтрали­зовать его иммунную систему.

Поэтому с этических позиций единственным шансом были пациенты, уже страдав­шие от радиационного облучения, и такой шанс появился: в ноябре 1958 года в парижскую больницу Кюри после несчастного случая в сербском институте ядерной физики в Винче попали четыре физика с облучением в 600 бэр. Решившись на неродствен­ную пересадку, Мате поместил пациентов в стерильные боксы, чтобы обезопасить их от инфекций.

Последующие исследования клеток костного мозга позволили не только понять природу иммунного конфликта, но и разделить трансплантацию и кровное родство в узкомедицинском смысле. Современные национальные и международные регистры доноров костного мозга насчитывают в общей сложности больше 28 миллионов человек. Они работают поверх семейных связей, границ и территорий — и создают новый тип родства, когда донор с одного края света и реципиент с другого оказы­ваются объединены не только набором белков на поверхности клеток, но и отношениями дарения.

Мария Пироговская