В настоящий момент у нас нет государственной идеологии, т. е. подлинно научного знания о том, как строить собственное будущее.
Естественно, это не очень хорошо. Тому, кто не знает, куда плыть, точно не будет попутного ветра. Однако в некоторых случаях лучше какое-то время прожить вообще без идеологии, чем выбрать неудачный образ будущего. Самый известный пример такой исторической ошибки — одержимость идеей мирового господства, захватившая немцев в первой половине XX века.
Им ещё повезло, что после двух самоубийственных попыток в 1914 и 1939 годах Германия сохранилась как государство, а немцы — как народ. Победители могли бы просто стереть их с карты. И многие согласились бы, что это заслуженно. На самом-то деле, классическая библейская история, достойная Ветхого Завета. Немцы стремились возвыситься за счёт других, разрушали царства, порабощали народы и были низвергнуты в преисподнюю. Короче говоря, великую нацию погубила великая гордыня.
Во многом именно благодаря национал-социализму слово «идеология» приобрело негативный смысловой оттенок, который сохраняется и поныне. Возможно, за этот термин не стоит держаться, в конце концов, неважно, как мы будем называть образ будущего.
Главное, его сформировать. И тут нам может быть интересен исторический опыт из того далёкого прошлого, когда никто ещё не знал слова «идеология».
Исторический вызов XVI века
Чего хотели наши предки полтысячи лет назад, каким видели своё желаемое будущее? Этот вопрос только кажется очень трудным. На самом деле мы совершенно точно знаем, какой была мечта жителей Руси в условном 1517 году. И в чём была их главная беда.
Почти каждое лето и почти каждую зиму из Крыма и Ногайской степи в набег выходила орда. Вооружённые луками, ножами и саблями, часто без доспехов и практически всегда без огнестрельного оружия — так себе экипировка для серьёзного боя, они, как правило, избегали сражений. Зато каждый брал с собой 10-15 метров ремней для того, чтобы связывать рабов. Для повышения скорости татары использовали «заводных» лошадей: уставала одна — пересаживались на вторую, третью. За два дня орда проникала вглубь территории на 100-150 километров, разворачивалась широким фронтом и шла к границе, по дороге захватывая людей, скот и вообще всякое удобопереносимое имущество.
В зависимости от ситуации, полем охоты крымских работорговцев становились русские земли Польши, Литвы или Московского царства. В каждой стране у них были осведомители (обычно купцы, занимавшиеся международной торговлей), которые помогали выбрать оптимальный маршрут набега. Скорость вторжения орды была настолько молниеносной, что войска защитников в лучшем случае могли перехватить нагруженных добром разбойников на обратном пути. Встретить их на подступах к границе можно было только при очень удачном стечении обстоятельств.
Летом татары нападали небольшими стаями по несколько сотен человек. Скрываясь от пограничных разъездов, шли оврагами, ночью не разводили огней, рассылали разведчиков. Это был обычный сезонный промысел.
Зимой шли в более серьёзные походы, в них участвовало до 20-30 тысяч, а иногда и больше. Такую массу народа нельзя провести скрытно, однако и добыча могла быть посерьёзней — города, монастыри. Кроме того, зимой можно было пройти по льду замёрзших рек, которые в другое время являлись преградой, тормозившей движение орды. Поэтому зимние набеги были намного глубже, неоднократно татары прорывались в глубокий тыл, опустошая даже довольно далёкие от границы земли: Беларусь, Галицию, Москву, Владимир.
Кафа (Феодосия) — один из крупнейших городов Восточной Европы, который вырос на работорговле. В нём одновременно находилось до 30 тысяч славянских рабов на продажу в азиатские и африканские регионы Османской империи.
Наши учебники придают большое значение символическому сокрушению ордынского ига в 1480 году, а жуткий период, когда крымцы ловили русских людей и продавали их, как скот, вообще выпадает за рамки официальной истории. Кажется, что акценты расставлены очень спорно.
Что такое иго? Это дань, которую собирали, кстати, сами князья, заимствуя при этом китайскую (передовую на тот момент) систему налогообложения. Т. е. иго в каком-то смысле было прогрессивным явлением, если оставить за скобками разрушение и запустение непосредственно в ходе завоевания Руси ханом Батыем.
Более того, именно иго в логике бюджетной централизации способствовало возвышению Москвы, которая объединила сначала потоки дани, а потом и русские земли. В Сарае русские князья представляли собой что-то вроде партии, которая играла в свои игры наравне с другими участниками ордынской политики.
А вот работорговля Крыма, когда целая страна заняла «экологическую нишу» паразита, — это совсем другое дело. Это трагедия восточнославянских народов — трагедия общая, несмотря на то что были разделены границами, а во многом и благодаря этому разделению. И это главный исторический вызов, который стоял перед Русью в XVI-XVII веках.
По оценкам Алана Фишера, общая численность угнанных в рабство русских людей составляет около трёх миллионов человек, не учитывая тех, кто погиб в ходе набегов (а таких могло быть ещё больше). По воспоминаниям Михалона, один еврей-меняла, сидевший на Перекопе и смотревший на нескончаемые вереницы пленных из Москвы, Литвы и Польши, спросил у проезжавших послов, есть ли ещё люди в тех странах или уже никого не осталось.
Если взять одинаковый временной промежуток и сопоставить общую численность населения, восточные славяне получили более ощутимый демографический удар, чем Африка из-за вывоза негров на плантации Северной и Южной Америки. Но только трансатлантическая работорговля признана в ООН крупнейшим актом депортации населения и нарушения прав человека, а крымско-ногайские набеги не особо интересны даже нашей официальной истории. Между тем отражение татарской угрозы стало важнейшим моментом, предопределившим не только дальнейшую судьбу нашего народа, но также его картину мира и идеологию.
Исторический ответ: мобилизация и национализация
Таким образом, представления о правильном устройстве будущего у русского человека XVI века были предельно просты. Спокойно трудиться и не бояться, что внезапно из оврага выскочат дикари, которые сожгут дом, тебя убьют, а детей уведут в полон. Забегая вперёд, скажем, что реальность превзошла ожидания.
В 1520-е годы великий князь Василий III начал строительство Большой засечной черты — грандиозного оборонительного сооружения, состоящего из сорока крепостей и двух линий непролазных лесов и болот. Лес специально засаживался очень густо, все проходы были завалены деревьями, местным жителям под страхом жестокого наказания запрещалось протаптывать в засеке тропинки. Безлесные участки перегораживались валами и частоколами. Глубина линии в некоторых местах достигала 20-30 километров.
В обслуживании засечной черты было задействовано около 35 тысяч человек, а время её возведения растянулось на четыре десятилетия. После смерти Василия III его дело продолжила жена — Елена Глинская, а потом их сын — Иван Грозный.
Заповедник «Калужские засеки» — единственный участок Большой засечной черты, который сохранился до наших дней. Остальные леса были вырублены ещё много столетий назад.
Организация обороны потребовала концентрации ресурсов в руках великокняжеской власти. Как и многие европейские монархи, московские правители провели частичную секуляризацию церковных богатств. Однако этого оказалось мало.
Помимо расходов на засеку, нужно было содержать постоянную армию, потому что собираемые время от времени феодальные отряды удельных князей и бояр не обладали нужной оперативностью. Отдельной строкой в бюджете шли «полоняночные деньги» для выкупа соотечественников из неволи. Впоследствии было даже создано специальное министерство, которое занималось вопросами выкупа — Полоняночный приказ.
Испытывая крайнюю недостачу средств, Иван IV провёл массовую конфискацию боярских и княжеских вотчин. Он забрал их земли в государственный фонд и распределил между служилыми людьми — дворянами, которые за свой надел обязаны были в любой момент по первому зову царя собраться в поход. С этого момента история России пошла по другому пути.
Как раз в то время, когда в Европе формировались представления о священности и неприкосновенности частной собственности, Россия была вынуждена провести национализацию ради более эффективного использования ресурсов в сложное для страны время.
Наши историки нередко закрывают глаза на экономические причины конфликта между царём и боярами. Между тем во второй половине XVI века происходил передел собственности, сравнимый с тем, что состоялся в ходе Октябрьской революции 1917 года. Естественно, что эта борьба сопровождалась экстремальным ожесточением сторон. Глупо объяснять опричнину и террор против бояр исключительно тяжёлым характером Грозного, хотя он действительно отличался жестокостью даже на фоне своего жестокого века.
Но и другая сторона тоже не проявляла особого гуманизма. Мать Грозного Елену Глинскую отравили, когда Ивану было 8 лет. Боярская оппозиция жестоко расправилась и с её фаворитом Оболенским, и с министрами, которые были сподвижниками княгини в деле централизации власти. Были отравлены также три жены Ивана («с катушек съехал» он уже после смерти первой, а всё дальнейшее лишь усугубило его душевное состояние). Скорее всего, сам царь тоже был отравлен, точно так же, как и его старший сын Иван.
Картина Репина основана на известной легенде, будто бы Грозный в припадке гнева ударил своего сына Ивана посохом и попал острым концом в висок. Однако исследование останков царевича показало, что причиной смерти стало 32-кратное превышение допустимого содержания ртути в организме. Менее всего можно предполагать, что старшего сына и наследника на протяжении долгого времени систематически травил собственный отец.
Год коренного перелома
Однако вернёмся к нашим татарам. Большую засечную линию можно было пройти, хотя на это уходило время, за которое к защитникам успевали подойти подкрепления, а жители атакуемого района могли спрятаться в лесах или крепостях. Бизнес работорговцев перестал приносить привычные прибыли.
Крымские ханы усилили давление. Теперь они шли на Русь не только, чтобы грабить. Им нужно было сломать оборону, вернуть Московское царство в прежнее «нормальное» состояние, удобное для охоты на людей.
В 1571 году крымский хан Девлет Герай сжёг Москву — уцелел только каменный Кремль. На следующий год хан шёл просто добивать поверженного противника. Поход получил одобрение в Стамбуле, и к татарам присоединились янычары — возможно, лучшая пехота того времени. Однако армия, которую такими усилиями создавал Иван IV, ради финансирования которой он варил боярскую оппозицию в котлах и устраивал массовые репрессии, всё-таки не подвела.
Летом 1572 года при Молодях (это неподалёку от Домодедово), в ожесточенной пятидневной битве русские войска разгромили орду вместе с янычарским корпусом.
Какое значение битвы при Молодях? Скажем так, русский народ продолжил бы своё существование в любом случае. Жили бы в лесах, всех переловить всё равно не смогли бы. Выше было отмечено одно существенное отличие России от Европы, которое касалось отношения к частной собственности. Битва при Молодях принесла ещё одно.
Русские имели все шансы стать средним по численности народом Северной Европы. Однако победа вывела Москву из лесов на чернозёмные просторы, позволила колонизировать Дикое Поле, дала возможность двигаться дальше на восток и на юг — в Сибирь, на Кавказ, в Среднюю Азию.
Набеги продолжались и после этого, но коренной перелом в противостоянии произошёл именно в 1572 году. Прошло не так уж и много времени, и внутренние регионы России на столетия (!) забыли, что такое война и связанные с ней разрушения. Это было именно то, чего хотел народ. Вот здесь кроется секрет крайне высокой и довольно долгой популярности самодержавной власти, ведь именно она смогла найти ответ на ключевой исторический вызов, стоящий перед Россией.
Изменение границ Российского государства при Иване Грозном. Завоёванная и колонизированная степь теперь стала не источником проблем и вражеских набегов, а плодородной житницей. Без чернозёмного пояса русский народ никогда не смог бы достигнуть значительной численности населения, а Россия — стать великой державой.
Смена цикла: приватизация госсобственности
Новая династия Романовых долгое время сохраняла общественное устройство, заложенное Иваном Грозным, хотя на первый взгляд между стилями их правления нет ничего общего. Брежневская эпоха тоже мало похожа на сталинский социализм, хотя между ними есть совершенно очевидная историческая преемственность. Однако любой исторический цикл рано или поздно подходит к концу.
При наследниках Петра I во второй половине XVIII века России не угрожало уже ничего серьёзного. Это была мощная и богатая империя, нарушать границы которой было смертельно опасно для любого соседа. По инерции она продолжала наращивать влияние в мире, успешно развивалась и в целом процветала.
В таких условиях концентрация власти и всех ресурсов не была уже обязательным условием выживания страны. Состоялась тотальная «приватизация» земельной собственности. Конечно, форма тогдашней приватизации отличалась от нынешней, однако суть была схожей. Дворяне получили так называемую «вольность». Те государственные земли, которыми они изначально владели в качестве вознаграждения за службу военную или гражданскую, стали их частной собственностью. Этот подарок элитам сделал Пётр III, а потом подтвердила и его вдова Екатерина II.
Хруст французской булки продолжался полтора столетия, пока новое устройство не накопило в себе непреодолимые противоречия.
Богатство и расточительство балов Российской империи поражало экономных иностранцев. Элита «объедала» страну, ослабляя её и делая более уязвимой перед лицом внешних и внутренних угроз.
Во-первых, роскошную жизнь высших классов приходилось обеспечивать возрастающей эксплуатацией трудящегося большинства. А это не добавляло мира и стабильности обществу.
Во-вторых, в конце XIX века непосредственно на границе Российской империи впервые за несколько столетий возникла держава, представляющая реальную военную угрозу — Германия. К России немцы, объединившиеся под властью воинственной Пруссии, проявляли нескрываемый пищевой интерес.
Так или иначе, с марксизмом или без, но Россия была вынуждена возвращаться к основам. При всём уважении к чувствам монархистов, в 1941 году Россия дореволюционного образца не устояла бы. Объективно, не выдержала бы удара. Её и в ходе Первой мировой спасло только то, что большая часть немецких войск была на Западном фронте.
Ещё до революции многие теоретики обращали внимание на особую историческую предрасположенность России к социализму. Что, строго говоря, было отступлением от ортодоксального марксизма, согласно которому социалистическая формация, по идее, должна вызреть внутри развитого капиталистического общества. Но практика внесла свои коррективы в теорию Маркса.
Поэтому совсем не обязательно в XXI веке нас ждёт реставрация старого знакомого социализма. Не обязательно идеология будет носить такое же название. Однако с большой долей вероятности ответ на исторический вызов опять будет похож на то, что мы уже видели и в XVI веке, и в последующих.
